Секретное отделение петербургского градоначальства находилось в доме № 2 по Гороховой улице угол Адмиралтейского проспекта.

Еще в середине 1880 года Александр II, напуганный активной деятельностью народовольцев, решил, что Департамента государственной полиции мри Министерстве внутренних дел для борьбы с «крамолой» мало. Он распорядился создать секретное отделение при градоначальстве столицы. Чиновникам этого отделения вменялось в обязанность выслеживать политических «преступников».

Для содержания арестованных полуподвальный этаж переустроили под тюремные камеры. Это были каменные клетки, тесные, холодные, с низкими сводчатыми потолками. Окна замуровали кирпичом, оставив лишь маленькие квадратики для света.

Ознакомительный допрос Кибальчича состоялся в кабинете полковника Баранова, исполняющего обязанности градоначальника Петербурга.

Из секретного отделения градоначальства Кибальчича утром 20 марта 1881 года привезли в Департамент полиции, помещавшийся на набережной Фонтанки № 16, там, где раньше располагалось III отделение. Он был предъявлен Рысакову, который подтвердил, что арестованный и есть «техник», приготовивший бомбы и инструктировавший бомбометателей о способе их применения. Кроме того, некоторые из жандармских следователей узнали в арестованном, известного им по делу 1875-1978 годов, Н. И. Кибальчича.

Начались допросы. Кибальчича допрашивал начальник отдельного корпуса жандармов подполковник Никольский в присутствии товарища прокурора Петербургской судебной палаты Добржинского. На первом допросе 20 марта Кибальчич дал показания:

«Зовут меня Николай Иванович Кибальчич, 27 лет, вероисповедания православного, сын священника, русский, был студентом Института инженеров путей сообщения.

Место рождения и место постоянного жительства - в Черниговской губернии, Кролевецкого уезда заштатном городе Короле, занятие — литературный труд. Средства к жизни - заработки от литературного труда.

Холост, имею двух родных братьев Степана и Федора и двух сестер Ольгу и Катерину. Брат Федор находится, по всей вероятности, на месте родины в городе Короле, а сестра Катерина, по всей вероятности, находится в городе Козельце Черниговской губ., где она замужем за священником, где же находятся остальные брат и сестра не знаю. Родителей нет в живых.

Воспитывался сначала в Институте инженеров путей сообщения, а затем Медико-хирургической академии на собственный счет. Из Медико-хирургической академии вышел в 1875 году вследствие привлечения меня к политическому делу, а из института, в котором пробыл с 1871 по 1873 год, перешел академию, пожелав переменить специальность.

Состоял под следствием и судом за время с 1875 по 1878 год по обвинению в распространении недозволенного сочинения и по приговору Особого присутствия Сената, состоявшемуся 1 мая 1878 года, был приговорен к заключению на 1 месяц.

Я признаю себя принадлежащим к русской социально-революционной партии, в частности к обществу «Народная воля».

Общество «Народная воля» поставило себе целью достижения тем или иным путем политического и экономического переворота, в результате которого в политическом отношении должно быть народоправство, а в экономическом отношении принадлежность земли вообще главнейших орудий производства народу. Для достижения этой цели существуют несколько путей, как: террористическая деятельность, пропаганда революционных идей и разных слоях населения, особенно же среди городского и деревенского люда, наконец, организация революционных и даже только недовольных элементов и пр.

Я признаю все эти пути одинаково необходимыми для достижения сказанной цели, а следовательно и террористическую деятельность.

... О всех замышлявшихся покушениях на жизнь императора осенью 1879 года я знал, но активное участие принимал только в одесском приготовлении. Участие мое в последнем приготовлении к покушению выразилось в том, что я имел квартиру в Одессе, по Екатерининской улице, в доме, номера которого точно не помню, под фамилией Иваницкого и хранил у себя вещи, необходимые для совершения взрыва, я жил с женщиной, настоящей фамилии которой не знаю, называл же ее тем именем, которое было обозначено в документе.

Относительно соучастников моих в подготовлении одесского взрыва я показывать не желаю.

.. .Я признаю, что сделал все части, как тех двух метательных снарядов, которые были брошены под карету императора, так и тех, которые впоследствии были захвачены на Тележной улице.

Изобретение и устройство этих снарядов принадлежит мне, точно также как все части их: ударное приспособление для передачи огню запалу и взрывчатое вещество — гремучий студень — были сделаны мною одним, без участия каких-либо помощников, на квартире которой я указывать не желаю.

Снарядов было сделано мной четыре штуки. Из них два решено было употребить в действие, а остальные два оставлено, так сказать, в резерве. До приготовления их мне пришлось употребить много времени и труда прежде, чем я собрал нужные технические сведения и изобрел данное устройство снаряда.

Нужно заметить, что я, среди своей партии, был первым взявшимся добыть нитроглицерин. С целью ознакомиться с предметом, я перечитал все, что мог найти в литературе на русском, французском и немецком языках. Но для того, чтобы, во-первых, производить собственными средствами приготовление динамита и, во-вторых, чтобы устроить вполне удовлетворяющий цели метательный снаряд с динамитом, мне приходилось придумывать много новых, нигде не употреблявшихся приспособлений.

Я предлагал несколько типов метательных снарядов, отличающихся между собой по приспособлению для получения огня, сообщающего взрыв динамиту, и только в последнее время придумал данную форму снаряда.

Только после того, как выработана была эта форма снаряда и как на опыте подтвердилась годность в нем ударного приспособления, я и мои товарищи сочли возможным употребить их для действия.

... Я и мои товарищи не придавали большого значения метательным снарядам, на которые смотрели как на резерв в случае неудачи главного взрыва — взрыва мины. А так как устроить мину в каком-либо месте не представлялось возможным все время до совершения подкопа под Малой Садовой улице, то и вопрос о покушении затянулся на долгое время. Только тогда, когда явилась возможность занять подвальное помещение по Малой Садовой, и было решено подготовить взрыв.

... Я давал технические советы насчет количества динамита в заряде, а также устроил запал, который был приспособлен уже не мной, а другим лицом к заряду динамита. Вообще все мое участие во взрыве 1 марта ограничивалось научно-технической сферой, а именно:

1) я давал советы какое количество динамита необходимо для того, чтобы взрыв, во-первых достиг цели, а во-вторых, не причинил вреда лицам, случившимся на тротуаре при проезде государя, а также прилегающим домам;

2) придумал и приспособил с помощью двух других лиц четыре метельных снаряда;

3) ездил с двумя лицами, взявшимися бросить два снаряда, на опыт, на котором снаряд с ударным приспособлением и с гремучей ртутью, но без динамита был брошен, если не ошибаюсь Рысаковым с целью убедить участников взрыва в годности устройства снаряда...

Относительно метательных снарядов я могу добавить еще то, что два из них были доставлены мною утром 1 марта на квартиру по Тележной улице, а перед этим мне всю ночь пришлось проработать над их окончанием, два же других снаряда были доставлены туда же г-жой Перовской. Прибавлю к этому что снаряды были изготовлены не в моей квартире, а на другой, которой я указывать не желаю. Дальнейший мой допрос прошу отложить до следующего раза. »

К этому считаю нужным добавить, что в интересах рассмотрения моего дела совместно с делом о лицах, обвиняющихся в преступлении 1 марта и назначенных к слушанию в Особом присутствии Сената на 26 сего марта заявляю, что отказываюсь от того семидневного срока, который предоставлен по закону обвиняемым для вызова свидетелей и избрания себе защиты и вообще для ознакомления с делом. В случае же если я изберу себе защитника и он пожелает пользоваться семидневным сроком, то и в таком случае откажусь от защиты в интересах скорейшего рассмотрения дела».

Как видим, Н. И. Кибальчич очень осторожно дает показания, не выявляя еще неизвестных следствию лиц и фактов.

Об аресте Кибальчича министр внутренних дел граф Лорис-Меликов 20 марта 1881 года донес царю Александру III:

«Сегодня утром доставлен из секретного отделения градоначальства, задержанный 17 марта на Лиговке известный преступник Кибальчич, сын священника, бывший студент Института путей сообщения, а затем императорской Медико-хирургической академии, приготовлявший взрыв царского поезда под Одессой в 1879 году.

Допрошенный сегодня Кибальчич сознался, что он — техник, изготовлявший метательные снаряды, которые были брошены 1 марта и найдены кроме того, на Тележной улице, и, что ранее сего он принимал участие в изготовлении динамита для всех покушений, бывших в 1879 году, и продолжал заниматься тем же делом в 1880 году. Допрос продолжается.

Прокурор судебной палаты признает необходимым привлечь его как одного из главных преступников к суду одновременно с Желябовым, Перовской и другими, для чего приняты все меры к окончанию дознания не позже завтрашнего дня».

Правительство спешило с устройством суда и в тот же день был произведен еще один допрос Кибальчича, на котором он показал:

«... Всех квартир, где я жил в Петербурге, я указывать не желаю, кроме следующих, на Подольской улице в доме № 11, где я жил иод фамилией Агатескулова, в Серапинской гостинице по Забалканскому проспекту и на Невском в доме № 124 под фамилией Агатескулова, и на последней моей квартире по Лиговке дом № 83 под фамилией Ланского, где я был арестован и прошлый вторник - 17 сего марта. Квартира на Подольской улице не служила ни для каких террористических целей, а предназначалась лишь для свиданий.

По Подьяческой улице в доме № 37 я бывал зимой в начале 1880 года и там занимался приготовлением динамита. Обе квартиры на Подольской и Подьяческой я указываю потому, что дознанию они были уже раньше известны, точно так же и цели, которым они служили.

Вообще я участвовал всякий раз в приготовлении динамита, когда это представлялось нужным в интересах партии, хотя и не всегда знал, в какой форме должно совершиться замышлявшееся покушение: так, относительно покушения 5 февраля я узнал только из газет.

Относительно событий 1 марта могу добавить еще следующее. Зная заранее, что взрыв должен произойти 1 марта, в том случае, если император поедет по Малой Садовой, я вместе со своими помощниками приложил все усилия, чтобы к утру 1 марта окончить приготовление метательных снарядов.

Принеся оба снаряда в Тележную улицу утром 1 марта, я застал там двух лиц, которые должны были бросить снаряды, а именно Рысакова и лицо известное мне под именем «Котик», там же я увидел г-жу Перовскую, Гельфман и хозяина квартиры Саблина. Г-жа Перовская сообщила лицам, взявшимся бросить снаряды, где эти лица должны стоять во время проезда императора и при каких условиях должны были бросить снаряды; при этом она рисовала план улиц Малой Садовой и набережной Екатерининского канала.

Программа действия была такова: лица со снарядами должны были стоять по обоим концам Малой Садовой и в то время, как на середине ее произойдет главный удар и окажется неудачным, то пустить в дело снаряды.

В Троицком переулке1 в доме под № 27, у проживающей там Гельфман, н бывал несколько раз для свидания с разными лицами, но для каких целей служила эта квартира, я показывать не желаю. Относительно Тележной улицы могу добавить, что до 1 марта я там был раза два с целью объяснить действие метательными снарядами.

.. .Относительно настроения, господствовавшего среди нашей партии после катастрофы 1 марта, мне известно следующее: 

Вопрос о продолжении террористической деятельности не решается определенно, а ставится в связь с последующими событиями. :

Если правительство откажется решительно от своей политики, отречется от своей законодательной власти в пользу учредительного собрания, образованного из народных представителей, выбранных путем всеобщей подачи, голосов, при условии полнейшей свободы слова, печати, сходок и избирательной агитации, то перед такой властью «Народная воля» сложит оружие террористической борьбы и изберет тогда исключительно мирные средства для проведения своих идей.

В таком именно смысле проектировано напечатать обращение к императору Александру III, в этом же обращении должна быть высказана та мысль, что первым шагом нового направления государственной политики должна быть всеобщая амнистия, так называемых государственных преступников; только такой мерой правительство могло бы, в глазах партии, доказать свое искреннее желание свернуть на совершенно иную дорогу государственной политики.

Если же по прежнему будут происходить казни, если будут продолжаться прежняя политика преследования свободы слова, если не будет дарована широкая амнистия революционным деятелям, то продолжение террористической деятельности со стороны партии представляется совершенно неизбежным. К этому партия располагает всеми средствами. У ней, во-первых, найдутся всегда решительные люди, готовые жертвовать своей жизнью для террористического предприятия, а во-вторых, среди ее есть люди, умеющие поставить к этому все технические средства. Так вопрос о том быть или не быть террору зависит всецело от будущей политики правительства».

После окончания допроса 20 марта в 6 1/2 часов вечера, по распоряжению начальника жандармского управления генерал-майора Комарова, Кибальчич был препровожден в тюрьму при Департаменте полиции, помещавшуюся во дворе дома на набережной Фонтанки 16. Он заключен был в камеру № 2,  рядом с Перовской. За первомартовцами день и ночь велось тщательное наблюдение, так что очевидно, соседям снестись друг с другом было невозможно. В этой камере Кибальчич написал свой знаменитый проект ракетного корабля.

О показаниях Кибальчича, данных 20 марта, прокурор Петербургской судебной палаты Плеве донес министру внутренних дел Лорис-Меликову:

«20 марта производился допрос священнического сына Николая Кибальчича, сознавшегося в злодейском преступлении 1 марта.

Кибальчич рассказав о своем участии, согласно с находившимися уже в деле, по сему поводу указаниями, заявил, что план преступления был рассчитан главным образом, на взрыв в Малой Садовой улице; метательные же снаряды, в количестве четырех, должны были быть брошены только в случае неудачного взрыва.

Поэтому, когда 1 марта в бозе почивший император не последовал по Малой Садовой, он, Кибальчич, стоявший в Екатерининском сквере, вообразил, что покушения не будет, и отправился домой, так что о событии узнал вечером из газет.

Кибальчичу далее известно, что в настоящее время в партии не существует никаких приготовлений к какому-либо террористическому мероприятию, а напротив от имени членов партии напечатано или предполагается к напечатанию письмо к государю императору, в коем заявления, что партия окончательно сложит оружие, если будет объявлена амнистия».

Царские охранники интересовались подробностями устройства бомб, возможности их изготовления на частных квартирах. Было решено подробнее допросить по этому вопросу Кибальчича. Но он решил несколько изменить свои показания, данные на предыдущих допросах.

Желая дезориентировать правительство и запугать его, Н. И Кибальчич утверждает, что не только он является автором изобретения бомб и других террористических средств, но и кроме него есть люди, которые смогут продолжать его деятельность. Арест первомартовцев отнюдь не означает разгрома «Народной воли». На третьем допросе 21 марта он показал:

«Прочитывая свое первое показание, я нашел в нем некоторую неточность относительно доли своего участия в технических приготовлениях. Те два помощника, которые вместе со мной занимались техническими приготовлениями, принимали также участие в обсуждении идеи и практического приспособления метальных снарядов и мины; таким образом все технические приспособления являются результатом коллективной мысли и работы трех лиц, . не одного только меня.

Точно также считаю нужным заявить, что идея устройства употребленных в действие снарядов и минное ударное приспособление, основанное на разбитии стеклянной трубочки грузом, принадлежит не мне; я только больше других употребил времени на осуществление этой идеи снаряда. Из этого само собой разумеется, что оставшиеся на свободе после меня техники могут, если бы понадобилось, выполнить технические работы с таким же успехом и без моего участия.

На вопрос, предложенный мне на дознании - какое количество времени нужно на изготовление метательного снаряда двумя лицами - могу ответить следующее:

Раз выработана форма и все детали снаряда, то приготовление его становится очень легким, как это видно из самой простоты устройства снаряда. Стоит только заказать металлическую коробку, купить медные и стеклянные трубки, отлить свинцовые грузы — и вот готовы все части механического приспособления; для того, чтобы приспособить все эти части к снаряду, совершенно достаточно одного дня. На приготовление других частей снаряда -стопина, капсюля с гремучей ртутью и гремучего студня — тоже требуется немного времени».

Правительство очень торопилось закончить следствие по делу Н. И. Кибальчича, так как суд над остальными участниками убийства Александра II был уже назначен на 26 марта. И об этом уже было доложено царю Александру III и потому откладывать день суда было уже неудобно. А между тем, если бы Кибальчич воспользовался своими семью днями, то суд над ним можно было начать не раньше 30 марта. В этом случае Н. И. Кибальчича пришлось бы судить отдельно от остальных первомартовцев.

Для Кибальчича с точки зрения приговора суда это было бы выгодным, если бы судили не вместе с «цареубийцами», а отдельно, как технического исполнителя. Тогда возможно суд не вынес бы смертного приговора. Н. И. Кибальчич понимая это и твердо зная, что приговор ему в общем суде первомартовцев будет только смерть, руководствуясь чувством революционного товарищества, на первом же допросе 20 марта заявил, что просит судить его вместе с другими обвиняемыми по делу  марта, т. е. 26 марта. Этой просьбой Кибальчич совершенно сознательно отдает свою жизнь на пользу революции. Его показания на следствии полны глубокой незапятнанной честности, гордого благородства и героического бесстрашия.

После окончания допросов, Плеве 21 марта докладывал Лорис-Меликову: «Сего 21 марта в С.-Петербургском жандармском управлении окончено дознание о Кибальчиче. Составленный по сему дознанию обвинительный акт будет внесен завтра в Особое присутствие правительствующего Сената для совокупного рассмотрения с обвинительным актом о прочих пяти обвиняемых.

Предполагается, что Особое присутствие не будет поставлено в необходимость откладывать назначенное на 26 марта заседание по делу, при чем такое предположение основано на заявлении Кибальчича о намерении его отказаться от представленного ему по закону семидневного срока на избрание и на вызов свидетелей».

В «Правительственном Вестнике» 24 марта 1881 года было опубликовано сообщение министра внутренних дел:

«На днях дело о злодейском преступлении 1 марта, дополненное указаниями на участие в нем Софьи Перовской, поступило на рассмотрение Особого присутствия правительствующего Сената.

Продолжающееся и после сего расследование обстоятельств дела, касающихся еще не привлеченных к суду участников преступления, привело к изобличению священнического сына, уроженца Екатеринославской губернии Николая Кибальчича, который на допросе, сделав полное сознание показал, между прочим,, что метательные снаряды, как брошенные 1 марта, так равно и найденные при обыске квартиры в Тележной улице приготовлены им».

Из приведенных выше показаний видно, что сообщение правительства о полном сознании Н. И. Кибальчича явно провокационно и не соответствует действительности. Так Н.И. Кибальчич заявляет, что «относительно соучастников моих в подготовлении одесского взрыва я показывать не желаю». Он также не называет фамилию В. Н. Фигнер, с которой вместе жил в Одессе.

Для того, чтобы выгородить третьего метальщика Тимофея Михайлова, Н. И. Кибальчич заявляет, что решено было употребить два снаряда, а остальные оставить в резерве.

Н. И. Кибальчич не указал конспиративной квартиры на Вознесенском проспекте в доме № 25/78, где были изготовлены бомбы. Указывая другие квартиры, где он жил и работал, Н. И. Кибальчич добавляет, что «обе квартиры на Подольской и Подьяческой,— я указываю потому, что дознанию они были уже раньше известны, точно так же как и цели, для которых они служили».

Говоря о квартире в Троицком переулке № 27 Н. И. Кибальчич заявляет, что «для каких целей служила эта квартира, я показывать не желаю».

24 марта в 10 1/2 часов утра Кибальчич был отправлен в Дом предварительного заключения, где находился последние свои дни.

О пребывании Кибальчича в тюрьме с 20 по 24 марта 1881 года свидетельствует выписка из книги записи арестованных тюрьмы при Департаменте полиции:

" п/п -2

Название комнаты - 2

Звание, имя и фамилия - Бывший студент, сын священника, Николай Кибальчич

Откуда и кем доставлен - По распоряжению начальника жандармского управления генерал-майора Комарова Поручик Масловкин

Время доставки - В 6 1/2 часов вечера 20 марта

Вещи и деньги при нем находившиеся — Пальто, сюртук, жилет, брюки, сапоги, нижнее белье, папиросы и два ключа 

Время отправки - 24 марта в 10 1/2 часов утра 1881 года 

Куда и с кем отправлен - По распоряжению начальника жандармского управления генерал-майора Комарова отправлен в Дом предварительного заключения с капитаном Соколовым Дежурный прапорщик (подпись)

Расписка в сдаче вещей - Вещи сдал (подпись Николай Кибальчич) 

Расписка в приеме вещей - Вещи получил (подпись Николай Кибальчич).

Глава XVII

РАКЕТНЫЙ КОРАБЛЬ

Следственные допросы Кибальчича закончились 21 марта. Обвинительный акт вручен ему 23 марта. Суд назначен на 26 марта.

Кибальчич твердо знает, что суд вынесет ему смертный приговор. Он также знает что помилования он ни в коем случае просить не будет. Следовательно, после суда смерть неотвратима. Но он еще не все сделал в своей жизни. Он не довел до сведения людей и не оформил идею устройства ракетного летательного аппарата.

Идея эта верная и практически осуществимая. Необходимо, чтобы она стала достоянием родины - достоянием человечества. Невозможно допустить, чтобы эту идею он унес в могилу.

Еще четырнадцатилетним мальчиком Коля Кибальчич во время сенокоса вечером после удачно устроенного им фейерверка, лежа на неоконченном стоге сена и глядя на звездное небо со своим другом и соучастником Колей Иваницким, мечтал, как бы силу взрыва, заставлявшую взлететь фейерверочные ракеты, использовать для полета большой ракеты.

Тогда были мечты. А теперь он знает, как эту силу получить и заставить длительно служить человеку для создания ракетного корабля.

Нужно торопиться, нужно до суда с неизбежным смертным приговором за оставшиеся четыре дня, в тюрьме успеть не только составить проект ракетного летательного аппарата, но и успеть передать проект ученым и получить их заключение.

Кибальчич не боится смерти. Он о ней не думает. Она все равно неизбежно наступит через несколько дней. Но надо спешить.

Нет бумаги для проекта. Он сломанной пуговицей пишет и чертит на стене одиночной камеры свой проект. Добивается бумаги. Бумагу дали. Он пишет свой проект. Величайшее напряжение мысли и энергии. Ему некогда кушать, некогда спать.

Проект начатый в день последнего допроса 21 марта — готов 23 марта. Еще есть время для его научной апробации.

Мысль о летательном аппарате занимала Кибальчича еще в то время, когда он жил и работал на свободе, т. е. до его ареста в 1881 году. Академик И. М. Майский в своих мемуарах «Путешествие в прошлое» приводит интересные воспоминания о Кибальчиче народовольца А. И. Зунделевича, лично хорошо его знавшего:

«История Кибальчича это история о том, как царизм губил гениальных ученых... В данном случае речь идет об ученом, о гениальном ученом... о человеке, преждевременная смерть которого явилась большой потерей не только для России, но и для всего мира... Кибальчич больше всего сочувствовал террористам, которые в конце 1879 года создали «Народную волю».

Кибальчич все обдумал, сидя в тюрьме, и решил оказать им помощь, но как? не как организатор, не как метальщик бомб или стрелок из револьвера, а как ученый... Да, да именно как ученый! Это очень характерно...

Кибальчич стал великолепным специалистом по взрывчатым веществам и, когда позднее на суде ему пришлось спорить с царскими экспертами по ионическим вопросам, он без труда всех противников положил на обе лопатки. Да, да, Кибальчич был замечательный ученый, гениальный ученый!

... Кибальчич стоял во главе лаборатории, изготовлявшей взрывчатые вещества, бомбы, мины и другие смертоносные орудия революционной борьбы». Он стал настоящим виртуозом в этой области. У него всегда в голове десятки химических и технических комбинаций, он мог легко приспособиться к любым условиям, знал, что можно легче достать, что занимает небольшой объем, что больше годится для воды, для земли и так далее.

Особенно Кибальчич заботился о том, чтобы во избежание лишних жертв разрушение не превышало сферы, абсолютно необходимой для достижения поставленной цели. Как «техник» он принимал участие в целом ряде покушений на жизнь Александра II, в частности в Одессе, Александровске, Москве и Петербурге, наконец, в Петербурге 1 марта 1881 года, когда царь был, наконец, убит.

И ведь, что особенно замечательно: несмотря на то, что условия, в которых жил Кибальчич, были крайне неблагоприятны для чисто научной работы, он этой научной работой все-таки занимался!

...Я имел случай сам в этом убедиться. Как-то в начале 1880 года я случайно встретил Кибальчича на улице... Обычно мы не поддерживали контакта, так как оба были заняты очень секретной работой: я в тайной типографии, а Кибальчич — в тайной лаборатории, но тут вдруг неожиданно мы столкнулись носом к носу. Никаких шпиков поблизости не было... Ну, мы и поговорили... Я между прочим спросил Кибальчича, чем он сейчас занят? Каково же было мое удивление, когда Кибальчич ответил: «обдумываю проект летательной машины»...

... И представьте, Кибальчич изготовил таки свой проект! Он передал его тюремной администрации с просьбой срочно направить на рассмотрение технических специалистов, но что сталось с этим проектом, никто не знает... Я лично, однако, твердо уверен, что в проекте Кибальчича скрывалось великое изобретение и, что царская охранка скрыла его от человечества, то есть попросту ограбила человечество..,

...Вы видите во всем виноват царизм. Царизм отвлек Кибальчича от его настоящего пути, пути гениального ученого. Царизм лишил мир его изобретения... Царизм убил его...»

А. И. Барабанова и Е. А. Ямщикова в книге «Народовольцы в Петербурге (Л.: Лениздат, 1984. - С. 125) отмечали:

«По своим склонностям агент Исполнительного комитета Николай Иванович Кибальчич был скорее кабинетным ученым, чем революционером-практиком. Ему, как правило, принадлежала общая идея в решении технических задач. Как теоретик он не имел себе равных, всегда мог предложить и рассчитать несколько проектов для тех или иных условий... Сосредоточенный на научных идеях, в обычной жизни он был очень непрактичным, от житейских мелочей, но добрым и мягким человеком».

•

Во второй половине XIX века воздухоплавание было в жалком состоянии. Люди умели подниматься над землей на воздушных шарах, но становились в воздухе игрушкой стихии: управляемых воздушных кораблей еще не существовало и шар несло в ту сторону, куда дул ветер. Кибальчич мечтал полном покорении воздуха, когда человек сможет совершать свой полет желаемом направлении.

Размышляя над идеей воздухоплавательного прибора, Кибальчич пришел к идее ракетного летательного аппарата. Надо было разработать эту мысль, изложить ее в виде проекта и опубликовать. Но революционная деятельность настолько поглотила все силы Кибальчича, что для подобной работы у него не нашлось времени. Он сам писал:

«Будучи на свободе, я не имел достаточно времени, чтобы разработать свой проект в подробностях и доказать его осуществимость математическим вычислениями».

И только в тюрьме, в ожидании суда, а затем, очевидно, и смерти Кибальчич имеет пару дней для написания своего проекта. Этот замечательный документ сохранился до наших дней. Он озаглавлен автором так:

«Проект воздухоплавательного прибора бывшего студента Института инженеров путей сообщения Николая Ивановича Кибальчича, члена русской социально-революционной партии».

Нельзя без волнения читать описание проекта ракетного летательного аппарата — воздухоплавательного прибора, составленное Кибальчичем. Это описание одновременно звучит как завещание.

В первых же строках описания Кибальчич обращается к своей родине, ко всему человечеству:

«Находясь в заключении, за несколько дней до своей смерти, я пишу этот проект. Я верю в осуществимость моей идеи, и эта вера поддерживает меня в моем ужасном положении. Если же моя идея, после тщательного обсуждения учеными специалистами, будет признана исполнимой, то я буду счастлив тем, что окажу громадную услугу родине и человечеству; я спокойно тогда встречу смерть, зная, что моя идея не погибла вместе со мной, а будет существовать среди человечества, для которого я готов был пожертвовать своей жизнью».

Вот где основа спокойствия и мужества Кибальчича, которыми он удивил весь мир и во время суда и мужеством своей смерти.

Патриотизм Кибальчича был пылким, но чуждым национальной ограниченности; предпочтительную любовь к своему народу он сочетал в себе с любовью к другим народам мира. Он мечтал о благе не только родины, но и всего человечества.

Кибальчич решает в своем проекте главную задачу создания воздухоплавательной машины — выбор наиболее подходящего источника энергии:

«Какая сила должна быть употреблена, чтобы привести в движение такую машину?»

Кибальчич понимает, что ни сила пара, ни сила электричества не пригодны для двигателя такого летательного аппарата. Он высмеивает попытки некоторых ученых (доктора Н. А. Арендта) создать летательный аппарат на базе мускульной силы человека, называя это игрушкой. Единственно пригодной для этого силой он считает силу взрыва:

«Никакие другие вещества в природе не обладают способностью развивать в короткий промежуток времени столько энергии, как взрывчатые».

Нужно только эту силу сделать постоянно действующей. Нужно, чтобы по воле человека взрывы, нужной ему силы следовали один за другим беспрерывно. Выбор этого источника энергии не случайный, он связан со всей его революционной деятельностью, как «главного техника Народной воли». Выбрав в качестве источника энергии взрывчатые вещества, Кибальчич решает следующую задачу:

«Каким образом можно применить энергию газов, образующихся при воспламенении взрывчатых веществ, к какой-либо продолжительной работе?»

Кибальчич - большой знаток свойств взрывчатых материалов, предлагает в своем проекте ракетный двигатель для корабля, который под действием беспрерывно продолжающихся небольших взрывов, давлением .газов отрывается от земли. Он понимал колоссальное значение его открытия и мечтал, что развитие его идеи обеспечит далекие и быстрые полеты человека. Конечно, в эпоху Н. И. Кибальчича, когда еще не было полетов на летательных аппаратах тяжелее воздуха в самой атмосфере, не время было думать о полетах вне атмосферы, но в наше время, такие полеты стали явью. В описании проекта Кибальчич приводит эскиз своего летательного аппарата, снабженного пороховым ракетным двигателем. Устройство двигателя предполагалось в виде камеры сгорания с отверстием в нижнем дне. Небольшие цилиндрики из медленно горящего прессованного пороха вводятся в камеру сгорания и при их сгорании образовывается газ — рабочее тело двигателя. Ракетный двигатель посредством стоек прикрепляется к платформе, на которой должны находиться воздухоплаватели.

Запроектированный Кибальчичем ракетный летательный аппарат имеет, с точки зрения современного состояния аэродинамики и достигнутого уровня развития реактивной техники, конструктивные недостатки.

Но нужно понимать, что Кибальчич писал свой проект в тюрьме, в течение около двух дней. У него не было времени для разработки второстепенных деталей. Свое короткое время он отдал на изложение своей идеи — использование сил реакции для полетов. Его проект был первым по времени проектом ракетного летательного аппарата тяжелее воздуха.

Следует оценивать лишь самую идею изобретения, а идея эта должна быть признана безусловно правильно. Применение идей Кибальчича в наше время, в виде космических кораблей, подтверждает жизненность его изобретения.

Не имея возможности в тюрьме разработать свой проект в подробностях обосновать его математическими расчетами, Кибальчич проявляет необычную широту научной мысли в объяснительной записке к проекту. Он развивает целую программу научно-исследовательских работ и подходит к необходимости теоретических обоснований ракетодинамики на базе опытов, которые необходимо произвести:

«Первоначальные опыты могут быть удобно произведены с небольшими цилиндриками даже в комнате».

Проект Кибальчича представляет собой смелую попытку русской изобретательской мысли подойти к разрешению важных теоретических и практических проблем, связанных с полетом ракетных летательных аппаратов тяжелее воздуха.

Техническая сущность проекта, как это было видно из описания, составленного Кибальчичем, заключалась в том, что летательный аппарат движется под действием силы реакции, возникающей от выбрасывания из него некоторой скоростью части заранее запасенной массы.

Движение за счет выбрасывания части собственной, а не заимствованной извне массы делает аппарат независимым от окружающей среды, свободным от необходимости иметь для начала движения опору на Земле или в воздухе, следовательно, пригодным для межпланетных и межзвездных полетов.

Кибальчич ясно представлял себе реактивный принцип полета ракеты гораздо лучше, чем некоторые специалисты более позднего времени, наивно полагавшие, будто ракета струей вытекающих из нее газов отталкивается от окружающего воздуха. Он понимал, что окружающая среда только задерживает полет ракеты; движущей же силой являются газы, напирающие на ракету изнутри:

«Образующие при горении пороха газы производят давление во все стороны, но боковые давления газов взаимно уравновешиваются, давление же на дно..., не уравновешенное противоположным давлением (так как в эту сторону газы имеют свободный выход), толкает ракету вперед...»

Через 20 лет великий ученый нашей родины Е. Э. Циолковский сформулировал законы ракетодинамики и высказал идею реактивного двигателя, приведя пример бочки, наполненной газами, с выходом их через отверстие в дне бочки.

При знакомстве с проектом Кибальчича и теперь поражает не столько сам летательный аппарат, сколько тот размах научной мысли, которая излагается в пояснительной записке к проекту.

История мечты, уносящая людей в межпланетные просторы теряется в глубине веков. Греки создали чудесный миф о полете к Солнцу Икара.

С развитием техники стали появляться проекты межпланетных кораблей. Для полета на другие планеты предлагали использовать магнетизм Земли, пушечный снаряд, центробежную силу. Все это были утопии. Только в проекте «воздухоплавательного прибора» Н. И. Кибальчича мы находим конкретные решения реальной технической проблемы межпланетного полета.

Коренное отличие проекта Кибальчича от всех известных до этого времени проектов реактивных летательных аппаратов заключалось в том, что предложенный им «воздухоплавательный прибор» не нуждается в атмосфере как в опорной среде и теоретически мог помещаться даже в безвоздушном пространстве.

Н. И. Кибальчич называл свой аппарат воздухоплавательным, однако, как указывал еще Я. И. Перельман: «На языке техники наших дней изобретение Кибальчича должно было быть названо не воздухоплавательным прибором, не самолетом, а звездолетом, потому что этот аппарат мог бы двигаться и в абсолютной пустоте межзвездных пространств... По существу, это был первый шаг в истории звездоплавания".

Сам Кибальчич писал в своей объяснительной записке: «Давлением газов прибор может подняться очень высоко...» До Н. И. Кибальчича пороховые ракеты были известны и получили боевое применение. Реактивный принцип передвижения воздухоплавательных лета тельных аппаратов также был известен и неоднократно предлагался, в частности, русскими учеными и изобретателями.

В 1849 году русский военный инженер штабс-капитан И. И. Третесский в своем труде «О способах управления аэростатами», предлагал в качеств источника реактивной силы для управления полетом аэростатов в горизонтальном направлении использовать пары воды или спирта, газы и сжаты воздух. В 1870 году он напомнил о своей идее, предлагая использовать пороховые газы.

В 1856 году в журнале «Морской сборник» была опубликована статья известного русского артиллериста генерал-лейтенанта К. И. Константинова. В этой статье Константинов описывает опыты на Петербургском ракетном заводе. Благодаря изобретению специального прибора для измерения движущей силы ракеты, Константинов на основе полученных результатов счел возможным: «обсудить применение ракет к перемещению аэростатов».

В 1886 году капитан 1-го ранга Н. М. Соковнин предлагал построить дирижабль, который поддерживался бы в воздухе и перемещался вертикально с помощью 12 баллонов, наполненных аммиаком (вдвое легче воздуха), а горизонтально передвигался бы реактивной силой сжатого воздуха, вытекающего из труб, расположенных в корпусе дирижабля. Атмосферный воздух должен был засасываться и сжиматься с помощью двигателя мощностью 2-3 л. с.

Как видим, все эти предложения были направлены по линии аэростатов и дирижаблей, т. е. аппарата легче воздуха. Н. И. Кибальчич же предложил использовать реактивные двигатели для аппаратов тяжелее воздуха.

Для питания двигателя ракетного корабля Кибальчич предлагал твердое топливо в виде хорошо ему знакомого пороха. Впервые в истории техники он высказал мысль о том, что для уменьшения скорости горения пороха, возможно потребуется его бронирование.

Из приведенного краткого обзора развития ракетной техники видно, что Н. И. Кибальчича можно по праву считать, родоначальником идеи полета людей на аппаратах тяжелее воздуха с реактивными двигателями. Однако, если даже сузить значение работ Кибальчича до идеи применения только пороховых ракет, то мы видим, что наследство им оставленное широко используется в современной космонавтике.

В современных многоступенчатых ракетах обычно последняя ступень работает на твердом топливе. В качестве такого может быть применен порох. Пороховой ракетный двигатель строится по схеме, предложенной Н. И. Кибальчичем в виде камеры сгорания с соплом. Порох закладывается в виде нескольких прессованных стержней - шашек.

Горение может происходить с торца заряда или по всей его поверхности. Н первом случае шашка, кроме торца, как это предлагал Кибальчич, бронирована - покрыта составом, предохраняющим от горения. Чтобы не сгоревшие части заряда не закрывали сопло и не были выброшены из камеры, инки упираются в диафрагму - перегородку с отверстиями. Шашки при пуске ракеты воспламеняются электрозапалами.

Кибальчич считал, что не один порох можно использовать как топливо. Он упоминал в своем проекте о смеси селитры, серы и угля. И действительно, некоторых двигателях применяют состав из смеси селитры, сажи и каучука и из нитратов целлюлозы, пластифинированных нитроглицерином.

Проект Кибальчича интересен также и тем, что в нем впервые в истории четной техники предлагался многокамерный ракетный двигатель и регулирование реактивной силы путем автоматизации подачи в камеру сгорания пороховых ракет и поочередного зажигания. Эта идея нашла отражение в явившихся позднее иностранных проектах и патентах Николаса Петерсена (1892 год) и Самтера Бэтти (1893 год); первый из них предложил револьверный способ подачи, другой - ленточный. На реактивном самолете Оппеля эта идея получила применение на практике.

Применяя способ регулировки реактивной силы, предложенный Н. И. Кибальчичем, можно произвести посадку летательного аппарата по типу посадки вертолета.

Заслугой Н. И. Кибальчича является также то, что он дал идею управления летательным аппаратом для передвижения в желаемом направлении путем установки второго двигателя или наклоном основного двигателя. Эта идея нашла свое конкретное применение на современных вертолетах и самолетах вертикального и укороченного взлета и посадки.

В работе Т. Б. Кожевниковой «Наша страна - родина авиации» содержится утверждение, что «в Англии в том же 1881 году было опубликовано описание реактивного летательного аппарата Кибальчича. В России же он стал известен только после Великой Октябрьской социалистической революции». Сопоставление этих двух фраз наводит на вопрос, что же мешало в России опубликовать описание аппарата Кибальчича, если таковое существовало в Англии? очевидно, что такого описания не было опубликовано, а были только догадки.

О проекте Н. И. Кибальчича действительно много говорили и писали за границей, но появившиеся в печати материалы были далеки от сущности изобретения. Это можно судить по следующему месту из статьи Л. А. Тихомирова, напечатанной в Лондоне в 1882 году:

«Что касается его проекта воздухоплавательной машины, то, если не ошибаюсь, он состоял в следующем: все ныне употребляемые двигатели пар, электричество и так далее) недостаточно сильны для того, чтобы направлять воздушные шары.

Идея Кибальчича состояла, кажется, в том, чтобы заменить существующие двигатели каким-либо взрывчатым веществом, вводимым под поршень, сама по себе эта идея, насколько мне известно, не нова, но здесь важны подробности - какое вещество вводится, при каких условиях и так далее.

Будет, конечно, очень жаль, если инквизиторская ревность правительства вставит его сражаться даже с мертвым врагом и похоронит вместе с ним, иго, может быть, в высшей степени важное изобретение. Но всего вероятнее, конечно, что оно будет просто украдено - благо протеста с того света никто не услышит».

Интересно отметить упоминание о проекте Кибальчича в вышедшеей в Лондоне в 1916 году книге подполковника авиации Рустама Бека «Аerial Russia»: 

«Зародыш русской авиации следует отнести к началу царствования Алекcандра III, который наследовал в 1881 году своему убитому отцу. Говорят, что один из убийц Александра II искусный инженер и математик Кибальчич.. разрабатывал проект воздушного корабля. После казни этот проект был представлен на усмотрение военного министра генерала Ванновского, который сильно заинтересовался этим проектом».

Версия о том, что проектом Кибальчича» сильно заинтересовался» военный министр генерал Ванновский не подтверждается.

В русской печати до 1918 года о проекте Н. И. Кибальчича ничего конкретного не было опубликовано. Об этом можно судить потому, что еще 1914 году в Новом Энциклопедическом Словаре в статье о Н. И. Кибальчич было напечатано: 

«На суде он сообщил о сделанном им изобретении воздухоплавательного снаряда, судьбой которого он был очень заинтересован. Этот воздухоплавательный снаряд остался совершенно неизвестным и техническое значение изобретения Кибальчича до сих пор остается невыясненным».

Более точные сведения о проекте Н. И. Кибальчича мог бы дать его защитник - присяжный поверенный Владимир Николаевич Герард, который имел возможность ознакомиться с проектом во время его написания. И, если кое-какие догадки о проекте Н. И. Кибальчича проникли в заграничную печать, то возможно, что этот источник информации был использован.

Когда В. Н. Герард, накануне суда, пришел в одиночную камеру Кибальчича для выяснения ряда вопросов по его защите, он был поражен, что Кибальчич работает над своим изобретением. Герард был даже возмущен:

- Теперь все дела нужно отложить! Необходимо все силы, всю энергию направить на спасение жизни!

- Жизнь...,- вымолвил» рассеянно Кибальчич.

- Да, нужно спасать жизнь! - настаивает Герард.

- Спасти жизнь, это второстепенно.

- А что по Вашему первостепенно?

- Вступая на путь революции, я твердо знал, что борьба с самодержавием немного раньше, или несколько позже, но обязательно приведет меня к виселице, или к пожизненной каторге. Важно другое - важно спасти идею, спасти изобретение, важно, чтобы оно сделалось достоянием человечества!

Кибальчич собрал листы бумаги с описанием проекта и сказал:

- Теперь я уже ясно вижу и твердо знаю, как сделать воздухоплавательный аппарат тяжелее воздуха, который будет летать высоко. Помогите мне спасти эту идею, спасти мое изобретение!

Яркие голубые глаза Кибальчича мечтательно устремили взор туда, где должно быть небо, он задумался и тихо сказал: 

-- Моя идея проста. Вникните, прошу вас, в ее сущность. В вопросе; летания самое главное подобрать двигатель. Паровой двигатель не годится. Тяжесть паровой машины и ее горючего исключает возможность ее применения. Не годится также и электродвигатель. Для него также нужна паровая машина и провода, привязывающие воздухоплавательный аппарат к земле.

Какой же двигатель можно и следует применить для воздухоплавательных приборов? Как решить эту сложную задачу?

Здесь нужно применить двигатель, действующий силой газов. Я знаю как обеспечить этот двигатель постоянным притоком газов.

Кибальчич показал Герарду рисунок:

— Взгляните на эту деталь на чертеже. Это свеча, сделанная под большим давлением из прессованного пороха. Прессованный порох теряет свое свойство моментального вспыхивания. После прессования он горит постепенно.

Зажженная пороховая свеча не вспыхивает моментально вся сразу, а горит относительно медленно от одного конца к другому. Если такую свечу «ставить в металлический пустой цилиндр вроде суженной бочки, то газы, получаемые от горения пороха, наполнив бочку, будут с большой силой давить изнутри на все стенки бочки... Это давление, распространяясь с одинаковой силой на противоположные стенки и донья бочки, будут взаимно уравновешиваться.

Но, если в одном из доньев этой бочки сделать отверстие, то давление газов в дно с отверстием прекратится, а давление газов в дно без отверстия сохранится.

Сила этого давления заставит цилиндр подобно ракете оторваться от земли и лететь до тех пор, пока он будет пользоваться газами. Быстрота полета зависит от количества газов в цилиндре, а, следовательно, от силы давления газов.

Герард, как на лекции, внимательно слушал Кибальчича.

— Для длительного полета в цилиндр автоматически —.часовым механизмом вставляются новые пороховые свечи взамен сгоревших. Направлением полета регулируется направлением летящего цилиндра или установкой в аппарате дополнительного цилиндра.

Порох не единственно возможное топливо для такого аппарата, возможно, что другие виды топлива окажутся более удобными и эффективными.

Я глубоко уверен, что моя идея верна и реально осуществима. Но мое положение не позволяет мне ее реализовать. Поняли ли Вы меня? - спросил Кибальчич, устремив с надеждой свои горящие глаза на Герарда.

— Я Вас понял, Я Вас хорошо понял. Но что я должен сделать, чтобы помочь Вам в этом необычном деле?

- Прошу Вас взять проект и добиться разрешения передачи его ученым экспертам. Необходимо упросить экспертов немедленно его рассмотреть и, пока я жив, повидаться со мной и высказать мне свое заключение. У меня еще продумано много деталей к этому проекту, но изложить их на бумаге, очевидно, у меня не хватит времени.

И. И. Майский приводит также такие воспоминания А. И. Зунделевича:

«Чем был занят Кибальчич эти роковые 16 дней... Собственным делом? Подготовкой к суду? Организацией защиты?... Ничего подобного!... Эти роковые 16 дней Кибальчич был целиком занят проектом летательной машины, о которой он мне говорил. Адвокат Герард, который защищал Кибальчича на процессе, рассказывал потом, что Кибальчич совершенно не интересовался предстоящим судом, и, когда Герард задавал ему какие-либо вопросы, касающиеся предстоящего разбирательства, Кибальчич нетерпеливо отмахивался и говорил:

- Ах, это вы уже решите как-нибудь без меня!

Сам он думал только о летательной машине и не хотел тратить ни минуты на что либо, кроме изготовления ее проекта».

Герард при встрече с Кибальчичем в его камере был действительно ошеломлен. Его потрясло величие души этого смертника, который, зная что через несколько дней на виселице кончится его жизнь, был совершенно спокоен, совсем не думал о смерти, а все свои силы и энергию направляет к реализации своей поистине великой идеи.

В умилении Герард думал:

«История повторяется. Разве Кибальчич перед лицом смерти менее спокоен и менее предан своей науке, чем Архимед? Архимеда убили варвары древности во время войны при взятии Сиракуз и память о нем человечество хранит свыше двух тысяч лет. Архимеда современности -Кибальчича убивают просвещенные правители царского самодержавия в мирное время. Какое ужасающее варварство, какая безнадежная глупость и позор!»

Герард — изысканный Герард, с жаром, обеими руками, схватил плечи Кибальчича и долго неотрывно смотрел в большие, спокойные, очень умные голубые глаза.

— Поверьте, Николай Иванович, дорогой Николай Иванович, я преклоняюсь перёд гениальностью вашей идее. Я сделаю для вас все, что в моих силах!

Медленно опустил он руки, накинул на плечи шубу, взял проект, поклонился и вышел глубоко взволнованный...

Герард передал проект Кибальчича «диктатору» России — министру внутренних дел графу Лорис-Меликову, который в ночь на 22 февраля 1880 года «ласковый и мудрый, приветливый и лукавый, сладкоречивый и лживый азиатский дипломат» обещал писателю В. М. Гаршину отменить смертную казнь над стрелявшим в него, Ипполитом Млодецким; тому Лорис-Меликову, который дружески жал Гаршину руку, уверяя его в своей гуманности и, который через полчаса утвердил смертный приговор — приведенный в исполнение утром того же дня; тому Лорис-Меликову, о котором народовольцы говорили «Лорис-Меликов — это лисий хвост и волчий рот».

Герард с жаром и убедительным красноречием рассказал Лорис-Меликову о том, что узнал в одиночной камере Кибальчича. Говорил а необыкновенной талантливости и изобретательности Кибальчича, о его глубоких знаниях и учености, о его поразительном спокойствии перед лицом неизбежной смерти и о его гениальном изобретении.

Лорис-Меликов старался придать своему лицу выражение внимательности и сочувствия, но видно было, что он далек в мыслях от Кибальчича и его изобретения. Он не мог отогнать мысль о своей потерянной карьере. Он находится еще под впечатлением первого заседания Комитета министров под председательством нового императора России Александра III. На этом совещании наметились вехи, по которым пойдет управление многомиллионным государством  при новом государе.

Рассматривался подписанный Александром II за несколько часов до смерти рескрипт о созыве представителей земств и городов, составленный Лорис-Меликовым. Рескрипт был отвергнут. Это означало, что прекратилось его подавляющее влияние на российского самодержца.

На политическом горизонте России восходила новая зловещая звезда первой величины - воспитателя царя Александра III - обер-прокурора святейшего синода Победоносцева — крайнего консерватора, злобствующего ханжи, врага всяких реформ.

Следующая